Посмотрел “Непроглядную хтонь” с ув. Е.М.Шульман. Это прекрасно, как всегда. И отныне Шульман выступает неутомимым популяризатором не только политологии, но и культурологии. Браво! Но сразу возникают три вопроса:
1. Почему в контексте беседы о Проппе не звучат фамилии Фрэзера, Леви-Брюля и, в первую очередь, Кэмпбелла? Я уже молчу про Воглера, Пинколу Эстес и Шиноду Болен. Но как можно понимать систему архетипов, тропов и мифологических аллюзий вне “Тысячеликого героя”?
2. Как коррелирует почитание творчества Проппа с умалением полезности исторических аналогий? Получается, по Шульман, в волшебных сказках мы находим инструменты для познания реальности, а в событиях своего же реального прошлого – нет? И стоит ли после этого удивляться, что у нас так много любителей фэнтези и так мало знатоков истории?
3. И главное: не прозвучал особенно уместный в наше время призыв изучать первоисточники – сказки, мифы и легенды, на основе которых Пропп сотоварищи выстраивают свои теории.
Сам я прочёл Проппа слишком рано и не сумел оценить по достоинству. Влияние русских сказок на культурологию “Божественного мира” едва уловимо. “Русь-Россия” выступает как аллюзия: да, внимательный читатель понимает, что Амория/Третий Рим – это, собственно, и есть “альтернативная Россия”, но всё действие проходит в Средиземноморской Ойкумене; территория восточнее Германии и севернее Китая – белое пятно, жизнь там не описана, во всяком случае, пока. Как, кстати, и Америка, всё Западное полушарие.
Культурологический фундамент мира Pax Amoria составляют мифы Древнего Египта, которые Пропп рассматривает очень бегло, избирательно и по касательной. Скажем, наиважнейшая дихотомия древнеегипетской картины мира “Маат – Асфет”, т.е. противостояние Божественного Порядка-Правды-Справедливости Хаосу-Кривде-Несправедливости, насколько я помню, у Проппа вообще не упоминается.
Мир Pax Amoria также весь пронизан античными сюжетами, они повсюду – от имён героев до устройства мироздания. Но не только: есть значительные вкрапления германо-скандинавской мифологии, больше всего их в “Воскресших и мстящих”, где история золота нибелунгов переосмыслена и буквально встроена в сюжет. Один из персонажей, антагонист, выступая в ипостаси Регина, чуть ли не навязывает герою-протагонисту роль Сигурда (Зигфрида) и само это золото как залог его верности “борьбе за свободу” против имперского дракона (богов-аватаров). Принимая прОклятое золото нибелунгов, герой становится пленником уготованной ему роли.
Что касается работ Кэмпбелла, я их прочёл довольно поздно, когда первые книги “Божественного мира” были давным-давно написаны. Но оказалось, что написаны они точь-в-точь по Кэмпбеллу! Если вы читали и его, и “Нарбоннского вепря”, вы можете убедиться в этом сами на примере “путешествия героя” – принца, а затем герцога Варга. Аналогичный путь проходит во второй книге София. А в третьей эти “путешествия” переплетаются, и герои получают от судьбы что заслужили. Как справедливо заметил в своей недавней рецензии профессор Мартынов, они “вынуждены расплачиваться за всё то, что осмелились пожелать”.
Почему так получилось? Потому что весь мифологический каркас “Божественного мира” строится на первоисточниках. Никакие толкования, сколь бы ни были они прекрасны и мудры, как у Проппа, самих первоисточников никогда не заменят.