На портале “Креативной дипломатии” появилась моя статья “Мягкая сила великих империй. Часть I. Египет”. Статья большая, почти 60 тыс. знаков, и то приходилось ужимать её: материала – на добрую книгу! Таков Египет, первая и величайшая из мировых цивилизаций, она прожила дольше, чем все другие, вместе взятые, и дала нам столько, сколько мы не можем себе представить, сами не догадываемся, что всё это наследие – среди нас, вокруг нас и внутри нас.
Интересна история появления этой работы. Понятно, как автор “Божественного мира”, я не мог пройти мимо Египта, без него бы не было ни одной из моих книг. Казалось бы, давно и глубоко в этой теме, не как египтолог, а именно как политолог и писатель. Но прежде я не рассматривал великую цивилизацию на Ниле в контексте “мягкой силы”.
Поэтому когда моя коллега Наталья Бурлинова, руководитель “Креативной дипломатии”, предложила мне поработать в этом направлении, я сначала удивился, а потом с радостью согласился. НПО “Креативная дипломатия” для меня лучший пример того, какой может и должна быть неправительственная организация в России. Слежу за её деятельностью с момента основания и поддерживаю все усилия по продвижению достойного образа нашей страны средствами “мягкой силы”.
Итак, работая над этой темой, я снова погрузился в мир Древнего Египта и заново прошёл все 4000 лет его истории, если считать с объединения страны до арабо-мусульманского завоевания. И заново перелопатил множество источников, только книг – десятка два, в конце концов, сам потерял им счёт. Всё было на пользу, добавляло понимания и раскрывало образы Египта в новых многозначных сочетаниях.
К сожалению, моя работа затянулась из-за жизненных проблем, которые начались ещё в 2019 году, привели к кризису в конце 2020-го и дают о себе знать до сих пор. Но всё же я эту работу завершил (иначе и быть не могло), сам считаю её важнейшей для себя в 2021 году. Надеюсь, она будет иметь продолжение.
Так что читайте, обсуждайте и передавайте дальше. Это нужно и важно не для тех египтян, которые давно стали частью истории, а для нас самих.
Оригинал публикации: “Мягкая сила великих империй. Часть I. Египет”.
Первая часть материала о «мягкой силе» великих империй посвящена Египту: стране с древней и богатой историей, подарившей миру величайшую цивилизацию. Статья повествует о возникновении привлекательного образа страны, религиозных и политических идеях египетской цивилизации и об упадке Египетского государства в Римскую эпоху.
Понятие «мягкой силы» ввёл в современную науку американский политолог Дж. Най. Это понятие молодое, ему немногим более 30 лет, но сам феномен «мягкой силы», без сомнения, существовал всегда. С тех самых пор, как люди, говоря словами Аристотеля, ощутили себя «политическими животными», стали объединяться в союзы и создавать государства, а государства вступали в отношения друг с другом. Причём отношения не только и не столько военные, сколько торговые, культурные и дипломатические.
Общепринятой в политической науке дефиниции «мягкой силы» до сих пор нет, она и не требуется. Интуитивно понятно, что имеется в виду: «мягкая сила» (soft power), в отличие от «жёсткой», то есть военной силы (hard power), это сила, которая позволяет государству добиваться своих целей путём симпатии, добровольного участия, культурных и политических ценностей, а главное – путём создания привлекательного образа будущего. «Мягкая сила» государства способствует формированию у людей такого представления о нём, которое позволяет вести их за собой, добиваясь своих целей преимущественно мирными средствами.
Суть «мягкой силы» государства – привлекательность вместо принуждения. Она не заменяет «жёсткую», а органично дополняет. Мы знаем ряд примеров в мировой истории, когда могущественные государства, действуя одной лишь «жёсткой силой», отвращали от себя подвластные им народы и сами приближали свою гибель.
В древности такой державой была ближневосточная Ассирия. Но более справедливо было бы назвать её первой в истории «империей зла». Могучие владыки Ассирии не только отличались крайней даже по тем мрачным временам жестокостью, но откровенно бравировали ею. Саргон II захватил Израильское царство и увёл в рабство его жителей, с этого момента десять из двенадцати колен Израиля исчезают с исторической сцены. Его сын Синнахериб похвалялся: «Телами их воинов я покрыл всю равнину словно скошенной травой». Ашшурбанипал, последний из великих царей Ассирии, продолжал в том же духе. Но безудержная «жёсткая сила» не обеспечила ни счастья, ни богатства, ни стабильного правления. Ассирийская держава пала, уступив Вавилону и Мидии, на смену им пришли Персия, Эллада и Рим, ключевым инструментом которых стала именно «мягкая сила».
Но первыми, конечно, были египтяне. Жители долины Нила создали величайшую цивилизацию, которая прожила дольше, чем все известные науке, вместе взятые (около четырёх тысяч лет, по самым скромным оценкам учёных, если считать от начала объединения страны до арабо-мусульманского завоевания), и обогатила человечество так, как никакая другая в мировой истории.
Первые цари объединённого Египта уже правили державой с развитой религиозной системой, настолько уникальной, сложной и глубокой, что её не понимали ни греки, ни римляне, ни явившиеся им на смену завоеватели из пустынной Аравии. И даже мы, с нашим обширным инструментарием знаний, только-только начинаем понимать. Это означает, что формирование такой системы началось задолго до объединения страны.
И именно она, религиозная система египтян, станет основой их «мягкой силы», переживёт века и тысячелетия, а культурные и политические идеи Древнего Египта будут питать все окружающие народы. Об этом и пойдёт речь в настоящей статье.
Евреи, которые жили в Египте со времён Иосифа до своего Исхода, перенесут образ бога-демиурга Птаха, создавшего мир божественным словом, в своё Пятикнижие, в Книгу Бытия, так появится Господь и родится первая в истории монотеистическая религия. Философы Эллады, вдохновлённые мудростью египетских жрецов и восхищённые культурой Египта, будут сопоставлять своих олимпийских богов с египетскими; уже в эпоху Птолемеев возникнут синкретические боги, такие как Серапис, причудливо сочетающие черты тех и других. Практичные и прагматичные римляне, считавшие египтян варварами за их поклонение животным, искренне презиравшие «звероголовых» богов, тем не менее с охотой перенимали политически выгодные идеи; когда император Домициан (81-96) пожелал выступить перед согражданами живым богом, – дело совершенно немыслимое для Рима той эпохи, – он предстал в образе древнеегипетского фараона.
***
Формирование привлекательного образа страны на Ниле началось ещё в эпоху Раннего царства (конец IV – начало III тысячелетия до н.э.), задолго до появления на исторической сцене Израиля, Греции и Рима. Домом египтян была уютная, необычайно плодородная долина, которую они называли Та-Кемет, «Чёрная земля», в противоположность окружавшей её «Красной земли», пустынной и бесплодной. «Египет – дар Нила», – писал отец истории Геродот, и в этом он был прав. Долгие столетия египтяне чувствовали себя самодостаточными под покровительством своих богов-нетеру и властью происходящих от самих богов царей. С востока страну Та-Кемет защищали пустыни и море, с запада и юга – пустыни, а с севера – снова море, да узкий перешеек, отделяющий её от земли Ханаана. Мир той поры был очень мал и слаборазвит. Египту неоткуда было опасаться завоевателей, настолько могущественных, чтобы подчинить себе такую сильную, обширную, богатую страну. Поэтому Египет жил собой, и для людей «Чёрной земли» она являлась центром обитаемого мира.
Рисунок 1. Палетка Нармера (Раннее царство)
Но по мере того, как мир рос и развивался, перед египтянами вставали новые задачи. Люди страны Та-Кемет всё больше сознавали ограниченность своих ресурсов и необходимость внешних связей. В Египте был излишек продовольствия, но не хватало качественной древесины для постройки кораблей и металлов для производства инструментов и оружия. Уже первым фараонам приходилось иметь дело с иноземцами и торговать с ними. А иноземцы всё чаще сами приходили в долину Нила, спасаясь от голода и неустроенности своих земель.
Египет также не был гарантирован от голода и бедствий. Исторические документы и библейские предания донесли до нас рассказы о «семи тощих годах» в правление царя Джосера (XXVII век до н.э.). Именно при Джосере появилась первая египетская пирамида, её построил великий зодчий, учёный и чати (визирь) Имхотеп, в котором многие современные исследователи видят библейского Иосифа или, во всяком случае, его достоверный исторический прототип.
Долгое время, с подачи всё того же Геродота и других свободолюбивых эллинов, считалось, что великие египетские пирамиды – памятники царям, их деспотии, их безмерному тщеславию. Это и неудивительно: древние греки, до времён Александра не знавшие единого централизованного государства, не могли понять, зачем иначе египтянам было возводить такие циклопические и притом, казалось бы, бессмысленные постройки.
Рисунок 2. Пирамиды Гизы (Древнее царство)
Но чем лучше и чем глубже мы сегодня понимаем египтян, тем более сомнительным анахронизмом видится нам эта гипотеза. Египтяне воспринимали мир совсем иначе, нежели греки. Устремлённые к небу, пирамиды строились не для царей, а для богов, как зримые свидетельства почтения и послушания людей, их веры и надежды на божественные блага, на разливы Нила и обильные урожаи, на устроенность земной жизни и на жизнь вечную в загробном царстве Осириса. Фараон был посредником между небесными богами и людьми, защитником своих подданных, и только в этом качестве считался богом сам. Пока он исполнял свою роль достойно, в его власти было мобилизовать человеческие и материальные ресурсы всей страны для колоссальных общегосударственных проектов, таких как строительство пирамид или прокладка оросительных систем.
Делал фараон всё это не только и не столько в силу своего религиозного рвения, сколько из прагматических соображений – ради утверждения в стране «Маат», то есть порядка-правды-справедливости. Именно такая постоянная мобилизация народа вокруг сакральной фигуры фараона способствовала мощи и устойчивости Древнего царства. Мир вокруг менялся, появлялись новые народы и государства, но могущество страны на Ниле оставалось неизменным.
Государственных границ ещё не было, и люди из разных земель свободно путешествовали по свету. Приходили они и в Египет. Там их взорам представали зримые свидетельства его мощи: богатства земли, беспредельная власть фараонов, их величественные постройки. Находясь в Египте, чужеземцы проникались его духом, а возвращаясь домой, уносили с собой этот дух в своём сердце. Слава о стране богов и фараонов росла вместе с самой Ойкуменой, как назовут обитаемый мир древние греки.
Так продолжалось сотни лет, пока невероятно долгое правление фараона Пепи II (он взошёл на трон ещё ребёнком, а дожил почти до ста лет) не подвело черту под монументальной эпохой Древнего царства. Старый, немощный царь уже не мог выполнять роль живого бога и защитника людей. При нём усилились номархи, местные правители, и когда Пепи, наконец, умер, а его наследники оказались слабы, единый Египет распался. И только через сто лет ужасающих междоусобиц держава собралась вновь, наступила эпоха Среднего царства.
***
В ту эпоху Египет перешёл к экспансии. На юге египтяне овладели Нубией, откуда стали получать золото, а на севере-востоке проникли в Финикию, где брали медь, серебро и древесину. Эллины сохранили память о непобедимом фараоне Сесострисе, покорившем чуть ли не весь свет, всю Азию и всю Европу; на самом деле имя Сесостриса собирательное, в нём сложились подвиги царей от Аменемхета I до Рамсеса II, и прежде всего Сенусерта III, величайшего и наиболее воинственного из фараонов Среднего царства. Тысячу лет спустя для самих египтян, переживавших унизительные иноземные нашествия сначала ассирийцев, а затем и персов, легендарный Сесострис сделался национальным героем, а для эллинов эпохи Александра Македонского – примером для подражания: покоряя Ойкумену заново, Александр, как новый сын Амона, верховного бога египтян, казалось, не изобретал ничего нового, а только следовал путём фараона Сесостриса.
Рисунок 3. Фараон Сенусерт III (Среднее царство)
Несмотря на все эти великие завоевания, реальные и мнимые, – а во многом и благодаря им, – тяга к Египту окружающих его народов возрастала. К одному из фараонов Среднего царства пришёл из месопотамского Ура со своим кланом Авраам, будущий родоначальник и пророк народов; так судьба не одних только евреев, но последователей всех авраамических религий стала неразрывно связана с Египтом. Начиналась первая волна глобализации; строгих границ по-прежнему не существовало, все торговали со всеми и нуждались друг в друге; мир ещё был мал, но уже взаимозависим, и Египет оставался центром притяжения всех ближневосточных народов.
Насколько велика была привлекательность страны на Ниле в ту эпоху, показывает нам история Синухета. Этот человек был видным сановником в период правления Аменемхета I. Когда великий фараон пал жертвой заговора, Синухет испугался и бежал: «Направился я на юг, уже и не помышляя о царском подворье, ибо думал я: будет резня во дворце и не уйти мне живым после неё». После долгих странствий и лишений он оказался в Сирии, где местный царь, увидев, что перед ним египтянин, выдал за Синухета старшую дочь, щедро одарил землёй, доверил командование армией. И Синухет это доверие с блеском оправдал, ещё более утвердив позитивный образ египтянина.
Несмотря на то, что он поневоле сделался эмигрантом, Синухет сохранил в сердце любовь к родной стране и преданность царскому престолу. В отличие от политэмигрантов нашего времени, он не плёл интриг против властей своей родины, наоборот, делал всё, чтобы укрепить отношения сирийцев с новым фараоном Сенусертом, сыном погибшего Аменемхета. И это также укрепляло привлекательность Египта в глазах иноземцев. Они и сами видели: египтяне люди чести, с ними можно иметь дело. Сам Синухет жил в славе и богатстве, окружённый всеобщим уважением, но тоска по родине не давала ему покоя. Узнав об этом, сам фараон Сенусерт написал ему, что ни в чём не винит, и пригласил вернуться. Так Синухет воссоедился с родиной и получил свою гробницу, достойную высокого сановника двора. Не только для него, но и для всех людей Та-Кемет было очень важно найти покой в родной земле. Такова была одна из причин, почему египтяне, в отличие от римлян, имея к тому лучшие возможности, не создали собственную мировую империю.
Потом, когда Среднее царство склонилось к упадку, это удивительное свойство привлекать и восхищать иные народы сыграло с Египтом недобрую шутку: появились гиксосы, «правители чужих земель». Жрец и историк IV-III вв. до н.э. Манефон, вслед за ним Иосиф Флавий в I веке н.э., а затем и все последующие историки, полагали гиксосов кочевниками-завоевателями, которые внезапно, словно смерч, вторглись из Азии и покорили павших духом, разобщённых египтян. Однако новейшие исследования учёных доказают, что гиксосы не были завоевателями; они, выражаясь современным языком, сначала выступали в роли трудовых мигрантов, постепенно проникали в Египет, инкорпорировались в его общество, занимали в нём ключевые позиции, а потом, довольно укрепившись, взяли власть в свои руки, основали в Аварисе на севере страны свою столицу и сами стали фараонами.
Знакомая картина, не правда ли? Две тысячи лет спустя она повторится в Римской империи, где варвары-германцы постепенно заместят собою римлян – сначала в армии, потом у власти. А уже в наши дни та же картина рискует повториться в Западной Европе. Но если бы римляне III-V вв. н.э. представляли её так, как мы сейчас, могло бы это что-то изменить в судьбе их великой империи? Или если бы египтяне времён Среднего царства заранее знали, что прислуживающие им выходцы из Азии сами станут над ними господами?
***
Итак, более века в середине II тысячелетия до н.э. чужеземцы-гиксосы правили на севере Египта, в Дельте; а на юге, в Фивах, Верхнем Египте, власть осталась в руках коренных египтян. Со временем они усилились настолько, чтобы начать войну за освобождение страны. В этой войне пал фиванский фараон Секененра Таа II, но его наследники Камос и Яхмос завершили дело, положив начало эпохе Нового царства, самой блистательной в истории Египта.
Рисунок 4. Печать-амулет с именем гиксосского фараона Апопи
Египтяне никогда не забывали, что весь этот блеск, всё величие рождались в муках возрождения и воссоединения страны. Столетнее правление чужеземцев-гиксосов стало «родовой травмой» Нового царства. Среди его фараонов, потомков Тутмоса I и Рамсеса I, было немало великих завоевателей, но их завоевания совсем другого рода, чем в эпоху Сенусерта III. Фараоны шли в чужие земли не за славой и богатством (хотя и оно прилагалось). Ими двигали не мечты о господстве над миром, это такой же анахронизм, как утверждения, что пирамиды строилось ради тщеславия. На самом деле походы Тутмосидов и Рамессидов преследовали одну главную цель – обеспечить безопасность страны от чужеземных вторжений. Египтяне поняли, что идиллия уединения закончилась, и даже их уютная долина не гарантирована от порабощения коварными врагами. Стремясь не допустить этого, фараоны Нового царства создали по египетским границам сложную сеть «буферных» царств и межгосударственных союзов, во многом предвосхитив мировую политику на тысячи лет вперёд. При Тутмосе III, величайшем из фараонов Нового царства, которого по праву называют «Наполеоном Древнего мира», границы страны расширились от Малой Азии на севере до южных пределов Судана. И это помогло, но лишь до той поры, пока сам Египет пользовался влиянием среди других народов, пока его уважали и его силы боялись.
Отношение к богам и фараону также изменилось. Египтяне поняли, что боги не станут защищать людей, если люди не сумеют защитить себя сами. Фараон ещё считался живым богом, но уже не воспринимался в качестве такового. Это был земной правитель, да, божественный, но вынужденный постоянно подтверждать своё право на власть над людьми – военными победами, великими постройками, богатством и удачей.
«Мягкая сила» Нового царства была естественным продолжением его «жёсткой силы». В отличие от кровожадных ассирийцев, египтяне оставались терпимы к нравам и обычаям народов покорённых ими стран. Они действовали не только и даже не столько силой оружия, сколько силой примера. Современные археологи находят их следы в самых отдалённых от Египта землях. Это храмы богов, колоссальные обелиски (которое уже в XIX-XX веках, стараниями европейских колонизаторов, широко разошлись по миру), драгоценности и украшения, которые невозможно спутать ни с какими другими. Религиозные системы и политические культуры окружающих Египет стран не были настолько развиты, и они тянулись к тем прекрасным, возвышенным, вдохновляющим образам, которые вставали у них перед глазами. А экономика Египта, питаемая плодоносным Нилом, при рациональном управлении была сильнее и устойчивее экономик Крита, Вавилона, даже Хеттского царства, другой ведущей державы той эпохи, не говоря уже о хозяйствах малых и отсталых стран.
Так рождалась первая в истории глобализация. Мир эпохи Нового царства, в сравнении с миром нашей эпохи, был очень мал, он ограничивался, в основном, ареалом Восточного Средиземноморья, Средним Востоком и теми районами Африки, где протекал Нил. Но в сравнении с миром времён Джосера и Сенусерта он стал поистине огромен. Все торговали со всеми, обменивались товарами и идеями, а уже они формировали привлекательные образы культуры.
***
Характерная черта египетской «мягкой силы» в ту великую эпоху: весомая роль женщин во власти, невиданная ни до, ни после, вплоть до наших дней. Тетишери, Яххотеп, Яхмос-Нефертари, и затем, конечно, Хатшепсут, Нефертити, Нефернефруатон, Таусерт и другие матери, сёстры и жёны фараонов, их соправительницы, сами женщины-фараоны – они вместе с царями-мужчинами создавали славу царства, его притягательный образ.
Эта особенность эпохи не имеет ничего общего ни с популярными среди греков легендами о воительницах-амазонках, ни с реальным «султанатам женщин» в Османской империи XVI-XVII веков, ни с феминизмом наших дней – египтяне просто не знали такого понятия, как «борьба женщин за свои права». Египетские женщины были свободны и обладали такими же юридическими правами, как мужчины. Они не могли быть фараонами в силу сложного комплекса требований религии, например, потому что фараон считался земным воплощением Гора, бога-сына Осириса и Исиды, а Гор, вне всякого сомнения, был мужчиной. Но земельная собственность в Египте наследовалась по женской линии. Мужчина-фараон, чтобы владеть престолом на законных основаниях, обязан был жениться на наследнице своего предшественника. Например, Тутмос II, чтобы утвердить права на трон, женился на своей единокровной сестре Хатшепсут, наследнице их отца. А когда самой Хатшепсут потребовалось надеть корону фараона, она, при поддержке жрецов, искусно обошла этот строгий обычай, приклеив мужскую ритуальную бородку и объявив себя «дочерью Ра».
Долгое и успешное правление Хатшепсут в крупнейшей державе тогдашнего мира высоко оценивается всеми, от её современников до далёких потомков. Но при этом часто ускользает понимание, каково его значение в контексте «мягкой силы». Женщины-правительницы, в основном регентши при юных фараонах, были в Египте и до Хатшепсут. Но именно её правление сформировало в политической культуре архетип сильной, решительной, властной, при этом трезвомыслящей, осторожной и разумной женщины у власти, искренне преданной своей стране и заботящейся о простых людях. Стоит напомнить: это было в XV веке до нашей эры, за полторы тысячи лет до царицы Клеопатры, за три тысячи лет до королевы Елизаветы Тюдор и за три с половиной – до современной эпохи, где женщины приходят к власти в результате выборов.
Рисунок 5. Хатшесут, женщина-фараон (Новое царство)
Рисунок 6. Джесер Джесеру, заупокойный храм Хатшепсут, в наши дни
Рисунок 7. Тутмос III, величайший из фараонов Нового царства
Тутмос III, пасынок и преемник Хатшепсут, которого она отстранила от трона на долгие двадцать лет, постарался стереть о ней всякую память как о фараоне. Но это оказалось невозможно именно из-за действия «мягкой силы». Мощь, величие и привлекательность образа Хатшепсут оказались таковы, что воспоминания о нём разнесли по свету и сохранили в легендах. Хатшепсут показала, что женщина может добиться успеха в политике, сложнейшей из сфер, считавшейся делом исключительно мужчин. Самый великий и могущественный фараон, такой как Тутмос III, способен рушить царства и проводить к покорности народы, но даже ему не под силу овладеть стихией политических идей. Однажды родившись, идеи не умирают вместе с их носителями. Идеи не знают границ времени и пространства. Армию, как единый организм и орудие «жёсткой силы», ещё можно обратить вспять, но тысячи и тысячи людей, которые несут с собой мощь «мягкой силы», образов культуры, невозможно контролировать, как невозможно прочитать мысли и угадать действительные намерения людей. Идеи продолжают жить, пока не будут вновь востребованы, пусть даже ради этого пройдут столетия.
***
Итак, пик могущества Нового царства и его «мягкой силы» пришёлся на эпоху Хатшепсут, Тутмоса III и их ближайших преемников. Мир тем временем продолжал меняться. Формировались новые угрозы, на границах появлялись новые враги. Но Египет Тутмосидов, как потом это часто будет происходить с империями, застыл в своём величии и не слышал зова истории.
Аменхотепа III нередко называют «фараоном-солнцем», по аналогии с Людовиком XIV, «королём-солнцем» Франции. Аменхотеп III правил почти столь же долго и намного более успешно. Пребывая на вершине могущества, старый фараон из всех египетских культов стал особо выделять культ солнечного диска Атона и под конец жизни назначил соправителем своего сына, также Аменхотепа. Как уже было сказано, египтяне Нового царства больше всего опасались чужеземных вторжений и делали всё, чтобы их не допустить. Никто не предполагал, что смертельная опасность придёт не извне, но изнутри, из самой царской семьи, от этого хрупкого юноши, романтика и мечтателя, который по недоразумению, по злой усмешке истории (а история любит такие усмешки), после смерти отца стал владыкой Египта.
Всё, что произошло потом, представляется цепью трагических недоразумений, не ошибок или преступлений, но недопонимания людьми друг друга и своих ролей. «Боги отвернулись от Кемет», – говорили сами египтяне, и это было очень похоже на правду.
Но сначала тот, кто считался представителем богов среди людей, отвернулся от самих богов. Он надеялся сокрушить их всех, а взамен установить господство одного – Атона. Фараон Аменхотеп IV, чьё имя означало «Амон доволен», взял себе новое – Эхнатон, «полезный для Атона», и принялся переделывать картину мира египтян по своему разумению. Так родился расхожий миф о фараоне-реформаторе, мол, Эхнатон и стал первым в мировой истории пророком монотеистической религии, которая пришла на смену прежнему «язычеству».
Рисунок 8. Эхнатон и Нефертити с детьми поклоняются солнечному диску.
Это явное недоразумение, тем более понятное, чем лучше и чем глубже мы всматриваемся в историю Египта и его культуру. Египетская религия никогда не была ни политеизмом, ни монотеизмом, она была сложнее и объёмнее. Она представляла собой генотеизм, то есть такую религиозную систему, которая среди множества богов выделяет одного верховного Бога, от которого все произошли, стали его воплощениями и получили от него свои роли. Имена, функции и даже черты этого Бога менялись в различные эпохи и отличались в разных центрах религиозной мысли. Так, в Мемфисе, древней столице Египта, особо почитали Птаха, в Фивах, столице Нового царства, – Амона, в Гелиополе царём богом был Ра, и он же почитался таковым по всей стране. Причём на восходе солнца он был Хепри, днём – собственно Ра, вечером – Атум, а ночью, невидимый, путешествующий по загробному миру Дуату, отождествлялся с Сокаром. Но жрецы Амона не враждовали со жрецами Птаха или Ра, и все эти многоликие образы Единого Бога прекрасно уживались, дополняя друг друга, насыщая новыми глубокими смыслами. Картина мира древних египтян оставалась целостной и непротиворечивой.
Таким образом, ниспровергая сонм богов и продвигая одного, который и богом-то не был, а был только символом Бога, диском солнца, Эхнатон рвался в открытую дверь. Но его экстравагантные реформы привели к обрушению картины мира египтян и, в конечном счёте, всего здания цивилизации, фундаментом которой неизменно оставалась вера. Власть фараона была сакральной и абсолютной, противостоять ей не мог никто, но для египтян стало шоком, что живой бог сам, как мы сказали бы, рубит сук, на котором сидит, уничтожает легитимность своего правления, а небесные боги никак не могут противостоять еретику на царском троне.
«Мягкая сила» Древнего Египта превратилась в его слабость. Всё, что составляло несущие опоры этой «мягкой силы», подверглось тяжелейшим испытаниям. Правители земель, зависимых от египетской державы, писали фараону о своих проблемах, молили прислать золото и воинов, но Эхнатона больше государственных заботили религиозные дела, как он их понимал. Он царствовал слишком долго для фараона-еретика, семнадцать лет, и за это время авторитету Египта в мире был нанесён невосполнимый урон. Богатство и величие страны остались, их невозможно растратить за подобный срок, но власть египетских царей теряла уважение, а это было куда опаснее. Всё новые и новые враги поднимали головы, и территория, подвластная Египту, стала быстро сокращаться – впервые после гиксосов.
История фараона Эхнатона показывает нам, что «мягкая сила» великой державы эффективна тогда и только тогда, когда её питает внутреннее единство. В стране, разобщённой смутой, с властью, которая подрывает основы своей легитимности и приносит политический реализм в жертву романтическим иллюзиям, «мягкая сила» приобретает отрицательный вектор. Страна, допустившая смуту, перестаёт быть понятной окружающим, и чем сильнее в прошлом было почтение к ней, тем сильнее начинают её презирать, как изменившую самой себе, тому лучшему, что было в ней. Ей перестают верить, её образ теряет привлекательность, она больше не может добиваться своих целей ненасильственными методами – а для того, чтобы прибегать к насильственным, к «жёсткой силе», у неё уже не хватает ресурсов. И даже когда ресурсы есть, возникают проблемы с мотивацией и верой; мы это увидим в Египте ещё через 500 лет.
Но пока, в XIV-XIII веках до н.э., сильным и талантливым преемникам Эхнатона – Хоремхебу, Сети и Рамсесу II – удалось обратить падение вспять. При первых Рамессидах, казалось, возвратились лучшие времена первых Тутмосидов. Египет много строит и воюет, он снова устремлён вовне, он восстанавливает границы и формирует заново систему «буферных» царств.
Однако что-то неуловимо меняется, и не в лучшую сторону. Если двести лет назад, в эпоху Тутмоса III, победы Египта были велики и бесспорны, то теперь, во времена Рамсеса II, победы больше на папирусах, чем в реальности. Они запечатлены на стелах и обелисках, в их честь возводят храмы, а в храмах ставят колоссальные статуи фараона-триумфатора, и стены храмов также исписаны поэмами в его честь.
Рисунок 9. Рамсес II поражает хеттов в битве при Кадеше (Новое царство)
«Как стена, ограждает он войско своё, он – щит его в день сражения;
в стрельбе из лука не ведает он соперников, отважнее он сотни тысяч воинов.
Тысяча мужей не может устоять перед ним, сотни тысяч лишаются силы при виде его;
вселяет он страх грозным рыком своим в сердца народов всех стран».
Одна из них – «Эпос Пентаура», посвящённый знаменитой битве с хеттами при Кадеше в начале XIII века до н. э. Историкам доподлинно известно, что эта битва завершилась «боевой ничьёй», а после неё Рамсес II и Хаттусили III, хеттский царь, заключили мирный договор, первый в своём роде в мировой истории.
Но Пентаур представляет всё иначе. Фараон не просто объявляется победителем – Пентаур утверждает, что Рамсес одержал победу в одиночку, когда все его военачальники и всё египетские войско оказались неспособны. С помощью Амона фараон ниспровергает сонм врагов:
Политический смысл поэмы, написанной под диктовку фараона, очевиден. Рамсес II остался в истории Рамсесом Великим – хотя можно назвать, по меньшей мере, пять фараонов, которые заслуживают такой чести несоизмеримо больше. Но Рамсес II был первым в мире гением политического пиара. Свои несомненные достижения приукрашивал так, что они остались в памяти победами поистине эпического масштаба, успехи предшественников превращал в свои, и даже неудачи умел преподносить как достижения. Многим современным лидерам стоило бы подучиться у него, как решать задачи легитимности.
Авторитет фараона, значительно подорванный при Эхнатоне, взлетел вновь. Армия, которую позорил этот «эпос», всё равно оставалась верна царю, но тысячи и тысячи людей в самом Египте и вокруг него отныне знали: во главе страны стоит великий бог, герой, который в одиночку может разгромить любое войско. Разумеется, многие понимали, что это сказки, преувеличения, но для «мягкой силы» важнее другое. Она живёт мифами, а миф о царе-герое был как раз тем, в чём так нуждался мир в ту грозную эпоху. И долгие десятилетия никто не осмеливался бросать вызов Египту, где правит такой фараон.
***
Среди непредвиденных последствий эхнатоновского религиозного переворота оказалось одно, полностью изменившее судьбы всего мира на тысячелетия вперёд, вплоть до наших дней. Оно имеет прямое отношение к «мягкой силе» Древнего Египта, хотя это принято отрицать. Преемники фараона-еретика сделали всё, чтобы забыть его правление, как страшный сон. Последователей Эхнатона было немного, но таковые остались. Вытесненные на обочину египетского общества, они проповедовали среди «мигрантов», людей иных народов, которые жили в Египте и работали на египтян. Как раз в это время Рамсес II, вернувшись из похода против хеттов, привёз много пленников из Ханаана, обратил их в рабов и использовал для строительства своей новой столицы Пер-Рамсес, «Дом Рамсеса», а также города Пифом. Среди этих людей оказалось немало евреев, и другие евреи, со времён Иосифа проживавшие в египетской земле Гошен, также использовались на строительных работах фараона.
У историков нет общего мнения, был ли пророк еврейского Исхода реальной исторической фигурой или же она собирательная, архетипическая; звали ли его Моисей, как сказано в Библии, или Осарсиф, как утверждал Манефон, либо как-то иначе; был ли этот человек, если он действительно существовал, приближённым Эхнатона или только сторонником его религиозного переворота. Нещадная эксплуатация евреев египтянами в эпоху Рамсеса II давала хорошую почву для идей о Едином Боге, который способен вывести свой избранный народ из «дома рабства». Важнее то, что это всё-таки случилось. После четырёхсот лет в Египте сыны и дочери Израиля вернулись в Ханаан, на землю, которую завещал им пророк Авраам.
Рисунок 10. Исход евреев из Египта (современная реконструкция)
Но четыреста лет не проходят бесследно. Влияние Египта и очарование его цивилизацией владели и теми, кто любой ценой, даже муками сорокалетних скитаний по пустыне, надеялись изжить его в себе. Люди Исхода, хотели они того или нет, несли с собой идеи Египта, и сам пророк был, если верить Книге Исхода, высокообразованным человеком, хорошо знакомым с «египетской премудростью».
Так появился подлинный монотеизм. Образ Птаха, создавшего мир своим божественным словом – «в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» – упоминается в начале статьи. Другой характерный пример: на суде Осириса в загробном царстве праведность умершего оценивалась путём взвешивания его сердца на весах богини истины и справедливости Маат; если умерший при жизни был праведником, его сердце могло уравновесить перо Маат. В Танахе, в книге Иова, читаем: «Пусть взвесят меня на весах истины, и Бог узнает мою непорочность». Количество и качество заимствований в Торе, а затем в большом Танахе и христианских Евангелиях из древнеегипетских источников поражают воображение. Об этом написаны множество работ, простое их перечисление потребовало бы отдельной статьи.
Рисунок 11. Птах-демиург и Маат-порядок
Но эти заимствования никак не умаляют заслуг иудаизма как первой в полном смысле монотеистической религии, совсем наоборот. Египетская цивилизация простояла тысячи лет, возможность впитать и творчески переосмыслить её религиозно-политические идеи и возвести на их основе что-то совершенно новое была у многих народов. Но воспользовались ею только евреи. За ними последовали христиане, для которых еврейский Танах стал основой Библии. Так идеи, рождённые в незапамятные времена на берегах Нила, овладели целым миром. Невозможно найти более впечатляющего примера торжества «мягкой силы».
В наши дни мало кто задумывается о преемственности иудео-христианской цивилизации от древнеегипетской. Страна Та-Кемет давно стала частью истории, никто больше не поклоняется Птаху и другим египетским богам – но всё же они продолжают жить среди людей в иных обличиях. Кто есть Христос, как не образ бога-сына Гора? А кто Богоматерь, как не Исида, матерь Гора? Характерно, что сами египтяне, упорно сопротивлявшиеся языческой эллинизации страны в период Птолемеев (IV-I вв. н.э.), охотно приняли Христа, так как образ бога, умирающего и воскресающего ради людей, был хорошо знаком им – они сразу узнали в Христе своего Осириса.
Рисунок 12. Исида и Богоматерь
Рамсес II правил 66 лет, дольше всех своих предшественников и преемников, если не считать упомянутого выше Пепи II. Эпоха Рамсеса Великого заслуженно считается вершиной древнеегипетской цивилизации, и само его имя стало символом её величия. Но столь долгое правление в текучем, нестабильном мире XIII века до н.э. не могло быть успешным во всём. Проблемы, которые Рамсес II не был способен или не пытался решить, в конце концов собрались в «катастрофу бронзового века». Эти проблемы пришлось расхлёбывать уже его преемникам. Девять из них также назвались Рамсесами, в честь прославленного предка, которому они стремились подражать.
***
Итак, первая волна глобализации закончилась «катастрофой бронзового века». Комплекс её причин не составляет секрета для учёных. Среди них засуха, землетрясения и вулканическая активность, системный коллапс «дворцовой экономики», переход с бронзы на железо, дефицит драгоценных металлов, сложнейший узел политических и прочих проблем, вплоть до голода, который в силу совокупности всех этих причин оказался неизбежен и запустил неостановимую волну миграции. Эта волна смела процветающие государства тогдашнего маленького, но необычайно взаимосвязанного мира – все, кроме Египта.
Египет выстоял. Рамсес III, последний из великих фараонов Нового царства, в тяжелейших битвах разбил пришельцев, представлявших дикие «народы моря». Для людей этих племён, наслышанных о Египте, он представлялся сказочной страной, где золото, серебро и прочие богатства бьют через край, а земля велика и обильна, даёт по три урожая за год (что было правдой). Так «мягкая сила» Египта вновь обратилась против него самого, и уже не было такого Пентаура, который обратил бы поражения в триумфы. Возможно, он и был, но история не сохранила его имени, потому что сами египтяне более не верили в триумфы. Они отстояли свой мир, свою страну, но такой дорогой ценой, что сил и воли для дальнейшего развития осталось мало.
Рисунок 13. Битва Рамсеса III с «народами моря»
Это был уже не тот блистательный, могущественный Египет, как в эпоху Тутмосидов и первых Рамессидов. Но и столетие спустя, когда весь окружающий мир погрузился в Тёмные века, залечивая раны, египтяне хоронили своего фараона Псусеннеса в такой роскоши, что она под стать гробнице Тутанхамона – не зря погребальные маски этих двух фараонов, очень похожие, но всё-таки разные, у нас часто путают.
Рисунок 14. Золотые погребальные маски фараонов Тутанхамона (слева) и Псусеннеса (справа)
«Катастрофа бронзового века» стала катастрофой и для «мягкой силы» Древнего Египта. Насколько тяжким оказался этот переход, показывает нам «Отчёт Унуамона», папирус периода правления Рамсеса XI, последнего из фараонов, носивших это имя. Унуамон был жрецом и чиновником в Фивах, где правил верховный жрец Херихор (история о противостоянии Херихора и молодого Рамсеса XII, составившая канву знаменитого романа Болеслава Пруса «Фараон», является художественным вымыслом: в реальности такого фараона не существовало, а сам Херихор вовсе не был злодеем).
Итак, по заданию верховного жреца Унуамон отправляется в финикийский город Библ, чтобы добыть кедровое дерево для священной барки Амона. Таков путь, которым египтяне проходили многие столетия. Но теперь он сопряжен с огромными опасностями, так как страна раздроблена, а египтяне более не вызывают доверия у иноземных правителей. Вся история Унуамона – это рассказ о том, как умный, отважный и находчивый египтянин пытается любой ценой исполнить свою миссию, но повсюду сталкивается с воровством, враждебностью, пренебрежением. Прибыв, наконец, в Библ, Унуамон является к Закар-Баалу, местному царю, но тот отказывается предоставить кедр, ведёт себя с посланцем Херихора вызывающе и говорит, что времена величия Египта давно в прошлом, и теперь его соседи вовсе не обязаны отвечать на запросы из Фив. В конце концов, благодаря терпению и изобретательности, Унуамон всё-таки исполняет данное ему поручение. Но какой разительный контраст с историей Синухета, которая происходила на тысячу лет раньше! Истории и сами образы Синухета и Унуамона похожи, при этом первый был политическим изгнанником, а второй – полномочным представителем фиванской власти, но Синухета приняли как дорогого гостя, а Унуамон был вынужден терпеть бесчисленные унижения. И всё потому, что во времена Синухета Египет был силён, а во времена Унуамона – слаб. Его прошлым восхищались, но его настоящее больше не было примером для подражания всех окружающих народов.
На севере, в Дельте, правили потомки Рамессидов, на юге, в Фиваиде, – верховные жрецы, а потом жрицы, «великие супруги Амона». Сменяли друг друга фараоны сначала Ливийской, потом Кушитской (Нубийской) династий. Некоторые из них – Шешонк, Пианхи, Тахарка – оказывались большими египтянами, чем сами коренные египтяне, проявляли себя выдающимися правителями и пытались, как могли, вернуть Египту былое величие. Но краткие годы подъёма сменялись десятилетиями застоя и упадка. Пока в VIII веке до н.э. из Азии не явились те самые кровожадные ассирийцы и не овладели всем Египтом.
***
Ни до, ни после периода Позднего царства влияние египетских идей на мир не было так велико и многогранно.
Последнее тысячелетие страны Кемет, от наследников Рамсеса III до первых Птолемеев, часто скрывается во мраке умолчания, как будто никакой истории в эту тысячу лет в Египте не было. Такова печальная традиция «отмены» неприятных сюжетов прошлого, которая идёт ещё от Манефона. И до сих пор в массовом сознании Египет отождествляется с великими пирамидами, сфинксами, колоссами и обелисками, с храмами и гробницами, со всем, что создано в эпохи Древнего, Среднего, Нового царств. А между тем Позднее царство (VII-IV вв. до н.э.) даёт нам самые впечатляющие примеры борьбы цивилизации за выживание, стойкости народного духа, величия царей и торжества «мягкой силы». Ни до, ни после периода Позднего царства влияние египетских идей на мир не было так велико и многогранно.
Воспользовавшись сложным положением, в котором оказалась Ассирийская империя к середине VII века до н.э., номарх Саиса Псамметих сбросил её иго, а затем, искусно маневрируя, действуя и жёсткой, и мягкой силой, объединил страну под своей властью. Так началось «Саисское возрождение» Египта.
Его сутью было возвращение к истокам, к временам славы и величия страны Кемет. Фараоны Саисской династии восстанавливали древние храмы и строили новые; жрецы обращались к сохранившимся с легендарных времён летописям и переписывали их; мастера и художники старательно воспроизводили то, что было создано их далёкими предками. Большая часть древнеегипетских источников дошла до нас именно благодаря этой титанической работе, предпринятой в эпоху Саисского возрождения.
Уникальность этой исторической эпохи также в том, что Египет соседствовал на мировой арене с молодыми, бурно развивающимися культурами – иудейской, греческой, персидской. Это был многополярный и необычайно взаимосвязанный мир, в котором страна фараонов уже не была главенствующей державой, но могла претендовать на роль первой среди равных. При этом главной целью египетской политики в то время было отстоять независимость страны, ибо желающих овладеть ею было в избытке.
Рисунок 15. Фараон Яхмос II и Поликрат, тиран Самоса
Особенно тесные связи установились между египтянами и греками – экономические, политические, военные. Греки в ту пору энергично колонизировали Средиземноморье. При Псамметихе, пользуясь царской привилегией, они основали в Дельте город Навкратис, это была первая и единственная в стране колония иностранцев. Через порт Навкратис шла активная торговля. Фараоны Саисской династии поддерживали союзнические и даже дружеские отношения с правителями греческих полисов. Так, Псамметих дружил с Периандром, просвещённым тираном Коринфа, а Яхмос II, более известный по своему греческому имени Амасис, – с правителем Самоса Поликратом. У египтян и греков были общие враги – сначала ассирийцы и вавилоняне, потом персы. И чем дальше, тем активнее фараоны Позднего царства привлекали на службе греческих воинов, обычно это были наёмники – сильные, натренированные, стойкие, они сражались лучше египтян. Некоторые фараоны откровенно предпочитали своих греческих наёмников регулярной египетской армии. Нарастало напряжение между греками, занимавшими всё более высокие позиции, и коренными египтянами, которых с этих позиций греки вытесняли. Чтобы выжить самим и сохранить страну независимой, фараонам Саисской династии нужно было пройти по тонкой грани, не ущемляя и не возвеличивая выше меры ни одну из сторон. Филэллинство фараона Априя стоило ему престола и, в конечном счёте, жизни.
«Мягкая сила» Египта в ту эпоху проистекала из образов глубокой древности, которые сами египтяне умело и эффективно использовали. Для энергичных, необычайно любознательных греков Египет был страной высочайшей культуры, таинственной магии и бесконечной мудрости. «Вы, эллины, вечно остаётесь детьми, и нет среди эллинов старца!.. Все вы юны умом, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени», – говорил Солону, одному из «семи мудрецов» Эллады, египетский жрец. В его словах не было ни бахвальства, ни позёрства. Греки сами понимали, что это правда, и считали за счастье учиться у египтян всевозможным премудростям. Не будет преувеличением сказать, что Египет оставался наставником для эллинов на всём протяжении их классической эпохи.
Насколько глубоко проникло египетское предание в культурную ткань человечества, показывает следующий пример. Платон рассказывал об Атлантиде со слов своего учителя Сократа, которому о ней рассказывал Критий со слов своего деда, а тот узнал от Солона, которому рассказывали об Атлантиде египетские жрецы, основываясь на свидетельствах других жрецов, своих далёких предков; даже в самые тёмные эпохи храмовая письменная традиция не прерывалась. Этот рассказ прошёл тысячелетия и уже в Новейшее время породил огромную мифологическую вселенную, стал частью массовой культуры, миров фантастики и фэнтези. А всё потому, что греки не ленились слушать египтян и учиться у них.
Рисунок 16. Солон, основоположник афинской демократии, обучавшийся в Египте
Греки создали философию и науку, выделив их из религии и магии, но это было бы невозможно вне наследия Египта. Историческая заслуга греков также в том, что они сохранили наследие египетской цивилизации для всего человечества. А историческая ошибка – в том, что, пытаясь осмыслить его, они, будучи народом более молодым и менее развитым, склонным к языческим предрассудкам, невольно исказили его, и именно в таком искажённом виде сохранили для потомков. Только теперь, в наши дни, работая непосредственно с египетскими источниками, учёные открывают это наследие заново.
В отличие от греков, персы были не колонизаторами, но завоевателями, и шли в Египет не за знаниями, а за богатствами этой земли. Если верить Геродоту, будущий персидский царь Камбис II, сын Кира Великого, ещё в детстве дал клятву «перевернуть Египет вверх дном». Свою клятву он сдержал. Персидское войско прошло по Египту и подчинило себе всю страну. В Мемфисе Камбис убил священного быка Аписа, считавшегося воплощением Птаха, а бычью кровь дал Псамметиху III и заставил выпить. Так погиб последний фараон эпохи «Саисского возрождения». Страна Та-Кемет снова оказалась под властью иноземных захватчиков, не в первый раз и не в последний.
Когда Александр Македонский появился в Египте и объявил себя сыном Амона, египтяне встретили его как освободителя. Но Александр скоро покинул берега Нила, следуя путём легендарного Сесостриса, о котором говорилось выше. Его ждали решающие битвы с персами и новые завоевания. Перед отъездом Александр основал на берегу Средиземного моря город своего имени, которому вскоре будет суждено превратиться в крупнейший центр эллинистического мира.
Рисунок 17. Александр Македонский в образе фараона
***
Это произошло уже при Птолемее, полководце Александра, который по итогам войн диадохов получил Египет во владение. Птолемей был одним из самых проницательных людей своего века. Город сделался своеобразным магнитом «мягкой силы» его нового царства. В Александрию, в Мусейон и Библиотеку, съезжались лучшие мыслители со всей Ойкумены.
Но Птолемеи так и остались эллинистическим правителями Египта, они не сумели или не захотели ассимилироваться, стать для коренных египтян «своими» царями. Только последняя в династии, знаменитая Клеопатра VII, взяла себе за труд выучить египетский язык; все её предшественники на протяжении более чем трёх столетий правили, не зная языка страны и практически не интересуясь жизнью своих подданных.
Александрия, населённая в основном греками и евреями, и остальной Египет представляли собой разные миры. Несмотря на весь свой блеск, Александрия Птолемеев была не столицей Египта, а столицей «при Египте» (так она официально называлась), и сам город был в Египте инородным телом, большим эллинистическим полисом-нахлебником, сосавшим из подвластной ему страны все соки. И это, разумеется, не способствовало формированию у окружающих народов привлекательного образа страны и её власти.
Рисунок 18. Александрийская библиотека (современная реконструкция)
Египтяне поклонялись своим древним богам, трудились, возделывали землю, как сотни и тысячи лет назад – а александрийский двор выкачивал из этой благодатной земли богатства, чтобы спускать их на подобающий эллинистическим царям роскошный, праздный образ жизни, военные и политические авантюры, династические распри. Попытки первых Птолемеев «скрестить» языческий олимпийский пантеон с древнеегипетским не удались. Коренные египтяне не раз поднимали восстания, надеясь сбросить иго Александрии, но эти восстания жестоко подавлялись птолемеевской армией.
Народ Египта в ту эпоху всё-таки был очень старым и уставшим. Испытания истощили его. Живительная сила уходила, а с нею – воля к независимости. Всё, что оставалось египтянам, это жить великим прошлым. Люди становились податливыми, готовыми принять любого господина, способного обеспечить им сносную жизнь. Неумолимо приближалась Римская эпоха.
***
Она наступила не вдруг. Троянский герой Эней, которого римляне считали прародителем их цивилизации, был современником ещё Рамсеса III и, по преданию, сам посещал Египет; первый царь Рима Ромул – современник Кушитских фараонов; а когда римляне изгнали своего последнего царя Тарквиния Гордого и установили республику, Египтом правили персидские цари Ахемениды. Рим был достоверно известен в Египте, как минимум, со времён Пирровых войн (280–275 годы до н. э.), это уже эпоха Птолемеев. После Пунических войн (264–146 годах до н. э.) Рим сделался ведущим игроком в Средиземноморье, арбитром для всего эллинистического мира, в том числе, для царства Птолемеев.
Восприятие Египта римлянами с самого начала и до самого конца его независимости было негативным. Оно варьировалось лишь от недопонимания до отвращения. Во-первых, мало кто из Рима бывал в Египте; римляне судили о нём по свидетельствам греков и поведению самих египтян. При этом римляне не делали различий между коренными жителями страны, александрийцами и правящей элитой. Для них всё это были «египтяне». А так как представлял их перед Римом птолемеевский двор, где царили самые порочные и извращённые во всём эллинистическом мире нравы, то отношение Рима, с его аскетичными в то время нравами, было соответствующим.
Во-вторых, суровые и прагматичные римляне, в отличие от греков, даже не пытались разобраться в тонкостях египетской премудрости. Римляне и греки имели общий олимпийский пантеон антропоморфных богов. Боги, в представлении римлян, стояли намного выше людей, а люди – настолько же выше животных. Египтяне же, как казалось римлянам, поклонялись животным словно богам, что выглядело противоестественно и вызывало отвращение. На этом основании римляне считали египтян «варварами». Сам Цицерон шёл ещё дальше и называл египетскую религию «своеобразной формой слабоумия» (dementia). Как видим, даже самые просвещённые среди римлян отказывались понимать, что египтяне поклоняются не животным как таковым, а зримым символам, воплощениям своих столь многоликих и таинственных богов. Для римлян всё это было слишком сложно и ненужно, и лишь усугубляло неприятие.
Само собой разумеется, ни о какой «мягкой силе» Египта в эту эпоху говорить не приходится.
Неприятие Египта Римом многократно усилилось, когда в Александрии был предательски убит великий полководец Помпей, а позднее Египет выступил на стороне Марка Антония против Октавиана, приёмного сына и наследника Гая Юлия Цезаря. Ловко используя эти негативные предубеждения, Октавиан представил войну с Антонием не как гражданскую (Рим был сыт по горло гражданскими войнами), а как войну свободных граждан Римской республики с Клеопатрой, египетской царицей, коварно околдовавшей простака Антония. Будучи хитроумным политиком, Октавиан в то же время понимал огромное значение Египта. После победы над Антонием и Клеопатрой он включил Египет в состав империи, но управлял ею по своему усмотрению, через своего префекта, не спрашивая согласия сената. Такой порядок управления Египтом сохранился и в дальнейшем. Для императоров, наследников Октавиана Августа, он был слишком важен как ресурсная и продовольственная база. Основные поставки зерна в Рим шли из Египта.
На защиту Клеопатры и её детей не поднялся никто. Египтяне приняли новые власти безропотно, они уже привыкли к череде иноземных правителей. После включения египетской провинции в состав империи для самих египтян ничего не изменилось; римляне не препятствовали им отправлять свою веру. Но изменилось многое для самих римлян, и тут «мягкая сила» Египта нанесла своему победителю ответный удар, к которому он оказался не готов.
Рисунок 19. Клеопатра VII, античный бюст и современная реконструкция
***
Римская империя, вобравшая в себя всё Средиземноморье, представляла собой единое культурное пространство. Люди, товары и идеи свободно перемещались в нём. В Римский Египет отправлялись римские туристы, их поток постоянно возрастал. Увиденное на берегах Нила повергало римлян в трепет. Они не понимали, как такие «варвары-зверопоклонники» могли создать подобное великолепие, все эти циклопические пирамиды, храмы, обелиски. Подобно греками за столетия до них, римляне стали обращаться за объяснениями к египетским жрецам, но жрецы, понимая, какого склада люди перед ними, не вдавались в подробности и отвечали то, что от них хотели услышать; за это римляне щедро платили.
Возвращаясь из Египта, римляне увозили с собой не только впечатления, но и крупицы веры. В столице империи и других городах появлялись общины адептов египетской религии, храмы богов, в особенности тех, кто не имел отчётливых аналогов в олимпийском пантеоне. Самой популярной из египетских богинь за пределами Египта стала Исида. Её воспринимали как богиню-мать, защитницу женщин и всех угнетённых. Её магия считалась самой сильной. Храмы Исиды собирали множество верующих. Остатки этих храмов, храмовую утварь и изображения богини времён римского периода можно встретить повсюду, от Британии до Ирана. Культ Исиды настолько усилился, что некоторые императоры стали видеть в нём угрозу традиционной римской религии и общественному порядку. Храмы срывали, а жрецов казнили, но другие императоры, идя навстречу пожеланиям народа, снова разрешали культ богини, так повторялось много раз.
Рисунок 20. Храм Исиды в Помпеях
Отношение к Египту медленно, но всё-таки менялось к лучшему. В римскую эпоху он был космополитичен, как никогда прежде. Живым символом новой римской глобализации может послужить александрийский еврей с римско-греческим именем Тиберий Александр. При императоре Клавдии он был прокуратором Иудеи, при Нероне – префектом Египта, при Веспасиане и его сыне Тите – римским полководцем, фактически вторым после Тита в римской армии во время первой Иудейской войны, наконец, стал командиром преторианской гвардии.
Страну посещали не только воины, чиновники, торговцы и туристы, но и сами императоры. Так, суровый Септимий Север в 200 году предпринял большое путешествие по Египту, в ходе которого приказал отреставрировать древние храмы и обновить хранящиеся в них реликвии. Но исполняя повеление императора, римляне перестарались: они так отреставрировали знаменитые Колоссы Мемнона (на самом деле – статуи Аменхотепа III), что те перестали петь свои таинственные песни на восходе и закате солнца. Молчат эти статуи и в наши дни.
Распространение христианства стало новым испытанием для Египта и его «мягкой силы». Как уже было сказано, простые египтяне без сопротивления приняли Христа, увидев в новом боге своего Осириса. Гибкая, терпимая и мудрая религия древних египтян умела принимать новых богов как очередные воплощения Единого Бога-Творца. Только в силу этой гибкости она смогла продержаться так долго.
Но религиозная терпимость закончилась с христианизацией Египта в IV веке. Трагедия состояла в том, что сами первые христиане, а это были, в основном, египетские греки, не считали Христа Осирисом, Птаха, Ра или Амона – образом Бога-Творца, Исиду – Богоматерью, не признавали никаких богов, кроме своего, распятого на кресте. Для них все прежние боги были языческими идолами. Невежественные и фанатичные, они устраивали гонения на древние культы, на всех, кого подозревали в склонности к язычеству. Так была убита знаменитая женщина-учёный Гипатия Александрийская.
По всему Египту шли погромы древних храмов. Разрушалось всё, что можно было разрушить и что могло напоминать об исторической религии страны. Большая часть культурного наследия Египта, не дошедшего до нас, была уничтожена в эпоху христианизации.
Первый тяжёлый удар по египетским «скрепам» нанесли религиозные реформы Эхнатона, второй – «катастрофа бронзового века», затем удары сыпались один за другим, на землю Кемет приходили иноземные завоеватели и устанавливать здесь свои порядки; но все эти удары она пережила и выдержала. Только последний, со стороны людей, которые не понимали, что творят, не видели глубокой преемственности между древней верой и новой, оказался смертельным.
Но древняя вера ещё держалась, какое-то время. Последним был разгромлен храм Исиды на острове Филе, на далёком юге Египта. Его закрыли по приказу императора Юстиниана в 535 году, жрецов схватили и казнили. Больше храмов не было. Древняя вера была уничтожена, но это не принесло счастья её гонителям.
Когда всего столетием спустя на эту землю пришли арабы-магометане, местное население не стало сопротивляться им. Римская власть в Египте пала, и мало кто из египтян жалел о ней. Новые завоеватели довершили разгром остатков древней веры. «Если в этих книгах написано то же, что в Коране, то они не нужны; если же написано иное, то они лгут», – по преданию, сказал халиф Умар, отдавая приказ сжечь Александрийскую библиотеку.
***
Подведём итог. «Мягкая сила» Египта основывалась на выдающихся достижениях этой древнейшей в мировой истории цивилизации. Египетская военная и политическая мощь, глубокая учёность, красота культуры, терпение и прилежание людей – все вместе создавало уникальный притягательный образ страны в долине Ниле. Необыкновенное очарование Египта сотни и тысячи лет истории привлекало к нему и друзей, и врагов. Когда Египет был силён, един и накрепко связан, через сакральную фигуру фараона, с древними богами, эта «мягкая сила» играла в его пользу. В противном случае он становился жертвой внутренней смуты или добычей иноземных завоевателей. Но даже и тогда, благодаря своей пластичной вере, находил в себе новые силы, подобно птице Бену, фениксу, возрождался из пепла и демонстрировал всем окружающим народам чудеса выживаемости. Ни одна другая цивилизация в истории не продержалась так долго на одной земле, с одной религией, одним народом, одним общественным и политическим устройством. И никакая другая не обогатила человечество так, как древнеегипетская. Главное богатство Египта – не памятники истории, пирамиды, храмы, статуи, сокровища гробниц – а религиозные и политические идеи, которые, сменив обличия, до сих пор живут среди людей, направляют нас в будущее. И чем больше мы узнаём Древний Египет, открывая его заново, тем более он актуален для нас.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции