Автор: Julian-gnostik
Наследники Рима – II. Боги выбирают сильных (2020)
Борис Толчинский aka Брайан Толуэлл
Рецензия на роман “Боги выбирают сильных. Книга Софии”
Роман Бориса Толчинского “Боги выбирают сильных. Книга Софии” является второй частью его эпопеи “Наследники Рима” и продолжением романа “Нарбоннский вепрь. Книга Варга”. Варга и других нарбоннцев тут уже почти нет, подавляющая часть текста посвящена ожесточенной борьбе Софии Юстины и Корнелия Марцеллина за власть в Аморийской империи. Процесс этот сопровождается изощреннейшими интригами с обеих сторон, переходами второстепенных героев из лагеря в лагерь, любовными страстями и мастерски описанными эротическими сценами. По ходу этой борьбы София Юстина расстается со своим любовником Марсием Милиссином, оказывается преданной отцом и давним другом, портит отношения с подругой и соратницей Медеей Таминой. Корнелий, в свою очередь, отрекается от собственной дочери Доротеи и превращает своего верного подручного плебея Андрона Псарика в злейшего врага.
По ходу действия раскрываются и секреты основных действующих лиц, и настоящая неприглядная история самой Аморийской империи. Так, София оказывается тайным ментатом (то бишь экстрасенсом) и обладательницей тайного знания, полученного ей во время обучения в секретном городе Мемноне, куда она в какой-то момент спешит за помощью, но получает только ценные советы от обитающих там риши – то ли особо просвещенных святых, то ли вообще живых богов. По ходу действия читатели знакомятся и с городом Мемноном, и с религиозными обычаями аморийцев.
Утверждение риши, что боги не делают людей сильными, а выбирают сильных, заставляет Софию совершать безумные поступки вроде полета через тайфун, подчинения себе огромной стимфалийской птицы и использования ее в качестве средства передвижения, выступления на изначально враждебном ей плебейском митинге, настроение которого ей удается изменить благодаря блестящему знанию психологии толпы. Но, переломив невероятными усилиями, казалось бы, безнадежную ситуацию и оказавшись в одном шаге от вожделенной власти, София в последний момент парадоксально выбирает любовь.
В ходе развернувшейся схватки власть предержащим становится не до Нарбоннской Галлии, оттуда отзывают войска, и разоренная страна получает шанс на возрождение. На этой оптимистической ноте и заканчивается роман, хотя всем ходом событий будущие потрясения, можно сказать, гарантированы.
В романе хорошо прописаны и философские размышления о сущности аватарианской религии, и рефлексия ведущих героев: Софии Юстины, Корнелия Марцеллина, Медеи Тамины и Андрона Псарика. Но, несмотря на все эти страсти, наиболее ценной частью текста оказывается предваряющая роман новелла “Прощание с Аммоном” и размещенная в его конце справочная информация о мире Амории.
В “Прощании с Аммоном” автор демонстрирует очень нетривиальный взгляд на богов египетского и эллинского пантеонов. В египетском пантеоне истинным Богом оказывается лишь сам Аммон, символизирующий Солнце, все же остальные, несколько поколений потомков Ра, именуемые нетеру, оказываются выходцами с Земли, вознесенными на Небеса, постигшими там Истину и возвращенными на Землю, дабы окормлять простых смертных людей. Это, однако, не избавляет их самих ни от испытываемых страстей, ни от телесной смерти. В итоге и Сет, и Гор, и Исис (так в романе именуется Исида) становятся убийцами. При этом Исис каким-то образом умудряется зачать от уже мертвого Осириса.
Надо сказать, что для именно для египетского религиозного учения такой взгляд на богов вовсе не характерен. Это куда больше походит на религиозные воззрения шумеров и связанных с ними общим пантеоном семитских племен, где тоже есть один верховный бог Ану, а остальные – ануннаки, то есть, по сути, ангелы, служащие ему или когда-то он него отпавшие, при этом, по некоторым шумерским источникам, реально спускавшиеся на Землю. В этот шумерско-семитский пантеон, кстати, входил и Сет – “чужой бог” для египтян.
Вместе с египетскими божествами автор точно так же очеловечивает и олимпийцев, чья схватка с титанами по версии автора происходит параллельно с событиями вокруг Осириса и Сета, и даже Кецалькоатля из Мезоамерики. Греческие боги при этом оказываются связанными с Гипербореей, а вот Атлантида уже успела утонуть, хотя самим своим появлением по Платону, опиравшемуся на свидетельство египетского жреца из города Саис, она была обязана тому самому Посейдону, который в новелле еще только борется со своим родителем Кроносом и его братьями титанами! Кстати, и первые египетские фараоны, объявлявшие себя сыновьями Гора, считались при этом выходцами из Страны Мертвых, каковая в те времена ассоциировалась как раз таки с Атлантидой.
Справочный текст в конце романа подобными нестыковками не страдает, но позволяет читатели узнать поразительные вещи и об аморийской религиозной морали, и о реальных основах устройства этого государства. Аватарианская вера, оказывается, провозглашает относительность добра и зла! Сам смертный, в соответствии с этим учением, не в состоянии самостоятельно определить, является ли его поступок добрым или злым. Подобный моральный релятивизм наверняка должен способствовать оправданию любых преступлений. Осуждается лишь нарушение Гармонии – то бишь равновесия, установленного самим Творцом. Соответственно, из двенадцати аватаров Творца четверо покровительствуют добрым делам, четверо – злым, а оставшиеся четверо – Гармонии. Подобное равновесие Добра и Зла, исходящих к тому же из одного источника, больше всего напоминает зерванизм, где прародитель всего сущего Зерван является отцом противостоящих друг другу близнецов, Ахура-Мазды и Ангра-Манью.
Любая попытка ввести строгое единобожие наталкивается именно на этот моральный парадокс. Если Единый Бог является источником всего сущего, стало быть, он породил и Зло? В первом веке нашей эры к отколу мистических учений от основной ветви иудаизма, следы чего остались в нескольких дошедших до нас источниках. Так, в “Псевдоклиментинах” Симон Маг делает вывод, что бог Торы вовсе не благ, то есть вовсе не является истинным Богом, а его последователь Кердон впоследствии прямо заявил, что “Бог Ветхого Завета не отец Господу нашему Иисусу Христу”. Моральный парадокс единобожия гностики преодолевали за счет признания объективности процесса творения – эманации, которая, будучи раз запущена, дальше развивается уже по своим законам, вне зависимости от воли породившего ее, причем материальный мир со всем присущим ему злом творит уже Демиург, впавший в невежество, не знающий ничего о своем происхождении и потому мнящий себя единственным Творцом. Но и те культы, что не пошли на подобное разделение функций, даже иудаизм, где Сатана лишь слуга Господа, призванный искушать смертных, не почитают воплощения Зла, как это происходит в аватарианстве. Но зато аватарианство, по крайней мере, лишено тех противоречий, что присущи большинству существующих религиозных культов.
Еще одной уникальной особенностью аватарианства является представление, что не все человеческие души, оказывается, бессмертны. Какие-то из них будут спасены, какие-то, в соответствии с мистическими учениями, пойдут на перерождение, какие-то даже это еще должны заслужить, причем не собственными усилиями, а деяниями их детей и наследников, а какие-то, особо грешные, могут быть и развоплощены аватарами. Кстати, сам термин “развоплощение” намекает, скорее, на изгнание из материального, плотского мира, а не на ликвидацию нематериальной сущности, и отсюда можно сделать вывод, что само это присущее аватарианству понятие просто не может быть адекватно описано в традиционных религиозных терминах.
Что же считается настоящим грехом в этой религии, равно приемлющей злые и добрые дела? А покушение на то самое прокламируемое равновесие и прерогативы обожествленной власти! И конечно же, отпадение от самой аватарианской веры, то есть ересь. Император, хоть он и смертный человек, почитается живым богом, его душа после смерти не подлежит суду аватаров, то есть априори считается совершенной и безгрешной, присутствующей на Земле только ради поддержания существующего порядка. Аналогом тут можно считать буддистских бодхисаттв или даже Иисуса Христа. Не удивительно поэтому, что христианство в глазах адептов аватарианства проходит по разряду ересей, куда удивительнее, что другие культы, в чем-то схожие с аватарианством, то есть иудаизм, буддизм, индуизм, зороастризм, конфуцианство и синтоизм, проходят по разряду “этнографических культов”, которым могут следовать исповедующие их народы, при этом отношение к далеким от аватарианства языческим культам остается непримиримым.
Понятно, что антагонистом такому Творцу, индефферентному к добру и злу, может быть только Хаос, и таковой действительно персонализирован в аватарианстве под именем Асфет. Тут уже явно можно увидеть влияние эллинского культа, где в начале всего и стоял персонализированный Хаос. Для аморийцев Асфет это источник всех еретических мыслей и беспорядков, покровитель варваров, которые, получается, молятся именно ему, каким бы своим богам они при этом ни молились.
Верховной судебной властью в Аморийской империи обладает Святая Курия, состоящая из глав орденов двенадцати аватаров, нижестоящие суды тоже в основном состоят из иереев. Та же Курия контролирует и научные знания. А во главе всей теократической иерархии стоит Синклит анахоретов Храма Фатума, хотя его полномочия официально нигде и не прописаны. Если добавить к этому непререкаемый авторитет обожествленного императора, то можно сделать вывод, что хотя в стране существует светская власть и сохраняются выборные процедуры, характерные для Римской республики, на деле там установлена теократическая диктатура, больше всего напоминающая современный Иран. К этому, правда, добавляется еще и деление населения на касты с разными правами: патрисы, плебеи, вольноотпущенники, варвары.
Итак, к концу романа читатели приобретают основательные знания о политической кухне Аморийской империи, но основные события здесь явно еще впереди. Текст произведения настолько разнопланов, что его можно рекомендовать и любителям эротики, и поклонникам авантюрной литературы, и ценителям философских произведений. Любой из них найдет здесь что-то по душе.