Вышло моё интервью – о литературе и политике, альтернативной истории и фантастике, свободе выбора, состязании альтернатив и их значении для нашей реальности. И о “Божественном мире”, конечно. Заголовки не мои, я не настолько категоричен, хотя в принципе всё верно.

Вы удивитесь, но это первое для меня писательское интервью в центральной прессе. Особенно лестное тем, что появилось оно в легендарной “Литературной газете“, которую читаю и люблю со времён Александра Чаковского, т.е. уже более 30 лет. Не менее лестно, что в качестве интервьюера выступила моя коллега Ольга Погодина-Кузмина, чья новая книга “Уран” вернула меня в мир настоящей – а потом утраченной – советской классики, на какой вырос сам.

Текст можно прочесть на сайте “ЛГ”, в печатной версии газеты или здесь, на моём сайте, см. ниже.

Борис Толчинский: «Альтернативная история формирует реальность»

Автор «Божественного мира» о преимуществах СССР, кризисе жанра и творческом методе

Литература / Библиосфера / Писатель у диктофона
Ольга Погодина-Кузмина

Борис Толчинский – писатель, публицист. Живёт в Саратове. В 1994 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Политический компромисс» и стал одним из первых дипломированных политологов в нашей стране. Его статьи выходили в «Известиях», «Веке», «Независимой газете». В середине 90-х Борис Толчинский начинает работу над масштабной эпопеей под общим названием «Божественный мир». Книги этого цикла посвящены событиям и героям «альтернативной» истории Римской империи, которая не потерпела краха, но преобразилась и дожила до современности.

– Вы политолог, специалист в сфере общественных отношений. В какой момент и почему вас увлекла литература?

– Литература и политология для меня – две колеи одного пути. Когда началась горбачёвская перестройка, я был «юношей, обдумывающим житьё». И к тому же политически активным юношей, как сейчас сказали бы, гражданским активистом. Учился на экономиста и журналиста одновременно, так как обе эти профессии казались важными в то переломное время.

А литература с детства формировала меня. Читал с ранних лет, и больше всего меня занимала история. В СССР умели «фильтровать контент», к истории относились с почтением, топтаться на ней не позволялось, случайные люди к написанию книг по истории не допускались. А там, где история, практически всегда и политика, разъединить их невозможно.

Например, читая «Спартака» Джованьоли, нам вольно или невольно приходится разбираться, кем были рабы Рима и что такое сам Рим, что есть империя, свобода, воинская доблесть, честь, достоинство, патриотизм. А где Джованьоли, там Аппиан, Тацит, Плутарх. И везде есть тема власти, значит, есть политика! Даже в сентиментальных романах о любви Антония и Клеопатры без политики не обойтись. Если мы хотим не просто прочитать роман, а уловить атмосферу далёкой от нас эпохи, увидеть мир глазами героев древности и понять, что, собственно, сделало их великими, не обойтись и без психологии, культурологии и географии – всего того, что Арнольд Тойнби определял как «Постижение истории».

– Вам кажется, что круг чтения подростка в позднесоветское время был более познавательным, чем сейчас?

– Разумеется! Мало кто из современных комментаторов так грамотно и глубоко понимает политику, её законы, её дух, самую её суть, как понимал Лион Фейхтвангер, чьи книги в СССР были практически в каждой интеллигентской семье.

А помните «Проклятых королей» Мориса Дрюона? Мы обожали эти книги, и они того стоили. Интриги, войны, страсти – всё мастерски замешано, всё на высочайшем уровне! Вот настоящие «игры престолов», в отличие от новомодных злобных сказок Джорджа Мартина, где вся «политика» нелепая и фэнтезийная, то есть по сути – пустышка.

 Нынешняя инфантильная литература отличается от настоящей, в числе прочего, тем, что даже не пытается понять и осознать реальный мир, она надеется сбежать из него и утащить с собой читателя. Она не учит ничему, а лишь демотивирует. Я с ужасом смотрю на тех читателей и авторов, кто всё глубже погружается в искусственные эскапистские миры, живёт ими, а в реальность возвращается лишь для исполнения физиологических потребностей. Когда подлинная жизнь всётаки возьмёт своё, столкновение получится жестоким. Для некоторых станет шоком, что реальное зло многолико, его невозможно сразить заклинанием, магический кинжал не помогает против тьмы и хаоса на улицах родного города, а огнедышащий дракон живёт внутри каждого из нас.

– Как бы вы определи жанр своей эпопеи?

– Четверть века назад, когда я начинал работу, ответ казался очевидным: альтернативная история (АИ). В ту пору книг АИ было немного, жанр был очень уважаем. Но в наши дни это мало о чём говорит: альтернативной историей всё чаще называют то, что не имеет к ней отношения – «попаданческий» треш, инфантильное фэнтези всё с теми же «попаданиями в историю», дикую конспирологию в духе Суворова (Резуна), а то и вовсе – «новую хронологию» Фоменко – Носовского.

– А на самом деле? Что такое, по-вашему, альтернативная история и чем она отличается от обычной?

– В первом приближении АИ отвечает на вопрос «Что было бы, если бы наша история в какой-то момент времени пошла по иному пути?». Если бы Цезарь не пал от кинжалов убийц в мартовские иды, а Наполеон выиграл битву при Ватерлоо. Или, не дай Бог, во Второй мировой войне наша страна потерпела бы поражение, а победу одержали Германия и Япония.

Но на самом деле всё куда сложнее и гораздо интереснее. Я пишу об этом в большой статье «В лабиринтах альтернативной истории», её полную версию можно прочесть на моём авторском сайте boristolchinsky.ru/alternatives. Я ставлю во главу угла не «точки развилки», когда что-то и где-то в истории пошло не так, а сами АЛЬТЕРНАТИВЫ, т.е. внятные, целостные, проработанные модели исторического развития, образы реальности, которые в нашем мире не воплотились в жизнь, хотя основания к этому были.

Например, «Божественный мир» – это реальность, в которой крушение Римской империи в Европе V века и её возрождение в Северной Африке повлекли за собой решительную смену веры, самого устройства общества и государства.

«Божественный мир» предлагает альтернативы не только в истории, но также в географии, религии, экономике, военном деле, технике и технологиях, биосфере, образе жизни и, конечно, в политике.

Например, Италия стала островом, отгородившись проливом от захваченной варварами Европы. Аватарианство, новая альтернативная религия, выросло непосредственно из древнеегипетского генотеизма; в отличие от христианства аватарианство ставит во главу угла не спасение души, а Маат, «божественный порядок», то есть благо государства. Это новое имперское величие, в котором Рим – тело, Эллада – разум, а Египет – душа. За сотни лет после АИ-развилок образовался совершенно новый исторический организм. Он могуществен и вместе с тем зависим: от своей идеологии, тем более всесильной, потому что жёстко подавляет все другие, и от своего «ресурсного проклятия». В его политике правление аристократов уживается с демократическими выборами делегатов от народа; император-фараон, земное божество, служит для подданных живой иконой; учёные иереи отвечают за судебную власть, а посвящённые жрецы Творца являются тайными хранителями государства. Всё вместе – теократическая монархия, причём вполне себе конституционная, уважающая права квиритов, свободных и цивилизованных граждан. Хотели бы вы жить в такой реальности? Или не хотели бы? Я рад, когда люди задумываются над подобными вопросами, читая мои книги.

– Что, на ваш взгляд, дают эти фантастические альтернативы? Как они связаны с современностью?

– Мне важно создать мир множества альтернатив, который органично вырастал бы из нашего и одновременно был бы иным, своеобычным, непохожим, по-своему зловещим и по-особенному притягательным, для одних – антиутопией, для других – утопией. Альтернативы нужны для того, чтобы в их свободном состязании рождалась истина и каждый мог делать верный выбор для себя, живущего «здесь и сейчас».

Понимаете, альтернативная история, как инструмент и элемент фантастики, формирует новую реальность, создаёт ткань мира и выступает триггером описываемых событий. Но в самих событиях нет ничего фантастического! В АИ-вселенной действуют всё те же законы физики, химии, биологии, географии, общества; она отличается от существующей только картиной мира и событийным рядом. Да, она вымышлена, но не фантастична; это мир, который мог бы состояться, если бы история пошла по иному пути.

Остаётся ли при этом автор фантастом? Да, конечно, я фантаст постольку, поскольку фантастика – мой метод построения реальности. Как Большой взрыв, создав Вселенную, на этом завершает свою роль, так и в АИ-вселенной «Божественного мира» фантастика, создав её, передаёт эстафету реализму. Сами романы – исторические, а не фантастические. Их герои – нормальные живые люди, такие же, как мы, не эльфы и не орки; у меня нет ни зомби, ни пришельцев, ни драконов. Вообще ничего сверхъестественного, требующего отдельных фантастических допущений. Объединяет героев одно: они так или иначе борются за власть, любовь и свободу, и в этой борьбе каждый платит свою цену. На мой взгляд, «Божественный мир» – прежде всего историческая, политическая и психологическая драма, так бы и определил его жанровую принадлежность.

– Каким читателям вы бы порекомендовали свой цикл?

– Критичным, ищущим ответы на вопросы, которые ставят перед нами история и окружающий нас мир. Если вы не удовлетворены им, хотите понять, откуда он такой взялся, куда катится и какие могут быть альтернативы – эти книги для вас. Мой альтернативно-исторический мир совсем не для того, чтобы укрыться в нём от реального мира и реальных проблем, а чтобы помочь с ними справиться, подсказать возможные пути решения. «Нырнуть» в него, посмотреть, как он устроен, получить информацию к размышлению, может быть, удивиться ему и рассказанной в книгах истории, подпитаться его энергетикой – а потом вернуться с новыми идеями, вопросами, ответами. И с новыми силами делать наш мир лучше.

Теги: Ольга Погодина-Кузмина , Борис Толчинский , альтернативная история , «Божественный мир»